Знание как орудие
Итак, есть человек, который передает знания, о чем-то рассказывает, дает какие-то схемы. И есть тот, кто принимает этот рассказ. И он может рассматривать знания как некоторые орудия, или инструменты, своей работы. Я не говорю «средства», потому что для меня понятие «средства» шире, чем орудия и инструменты. Этот второй человек, получив определенные знания, хочет, стремится рассматривать их как определенные орудия, или инструменты, своей работы. И он говорит, что орудия и инструменты должны быть простыми и надежными в употреблении.
Но здесь я делаю замечание: произошла редукция, ибо знания - это отнюдь не обязательно орудия или инструменты. Более того, это скорее не орудия и не инструменты, а нечто принципиально более важное, более значимое. И тот, говорю я, кто рассматривает знание как орудие или инструмент работы, низводит себя как человека до придатка этих орудий. Он говорит: дайте мне молоток, гвоздь и скажите, что и куда забивать. Дайте мне автомат, и чтобы он был надежным и простым - и я буду стрелять. Он - придаток к этому орудию, и его используют вместе с этим орудием или инструментом, они скреплены. Когда вы говорите об орудии как придатке к человеку, это предполагает, что у этого человека есть еще много чего другого, и, следовательно, он и на знание смотрит иначе. Я отвечаю резко: человек может не быть придатком к орудию, а быть человеком с орудием, если он на знание смотрит иначе. Человек, который вот так смотрит на знания, сводя их к орудию, автоматически становится придатком этого орудия.
Функции знаний
Знание выступает как несущее определенный способ действия. Каждый такой способ действия развертывается в две способности: в способность действовать и в способность понимать. И эти функции являются характерными для всякого знания. Знание несет в себе определенные способы действия и человеческие способности: способность действовать и способность понимать.
Смысл организации
Подавляющее большинство действий в кооперированных организованных структурах есть действия без понимания. И когда один становится носителем цели, а другие организованы на нижележащем уровне, то эти другие не только могут, но и обязаны действовать без понимания.
В этом, кстати, смысл организации. Организация есть такая форма структурирования человеческого труда, при которой - хотим мы этого или нет - право и способность ставить цели и понимать смысл деятельности отнимается у подавляющего большинства участников труда и узурпируется, присваивается руководителем и управляющим.
В этом и состояло историческое значение того переворота в истории человеческой мысли, который совершил Маркс. И когда я говорю, что в производстве человек не может быть личностью, а должен быть индивидом, я говорю то же самое. Его личностные свойства узурпируются, отнимаются у него и присваиваются другими.
Что такое линейные связи? Это организация. И организация есть такая же ценность нашей культуры, как и все остальное. И когда я сейчас это рассказываю, я не критикой занимаюсь, я просто говорю, как оно есть. И на это надо смотреть, не придумывая отговорок и компенсаций, видеть это так, как оно есть. Вы обязаны это знать, поскольку вы - руководители. И ваше сознание должно соответствовать вашему положению - вот в чем действительная проблема. Раз на вас уже возложена эта ответственность, раз так случилось. Каждый должен соответствовать возложенной на него ответственности и иметь соответствующий уровень понимания.
Формы воплощения знаний
Четыре формы воплощения знания:
-использование знания как инструмента,
-знания как способ действия,
-способность действовать,
-способность понимать.
Люди могут обладать высокой способностью к действию без способности к пониманию. Это не значит, что человек не думает, ибо и для того чтобы осуществить действие без понимания, надо думать, поскольку надо это действие построить. Но это «думание», говорю я, нечто иное, нежели способность понимать, что он делает.
Я утверждаю, что употребления знания как способа действия, как способности действовать и как способности понимать задают противоречащие, по крайней мере иные, требования к организации знания, нежели употребление знания как орудия, как инструмента. Если относительно инструмента или орудия мы можем с какой-то степенью достоверности сказать, что они должны быть простыми в употреблении, то к знанию как способности мы предъявляем прямо противоположные требования. Мы говорим, что это знание должно быть настолько сложным, чтобы сделать еще более сложными нас самих и поставить вровень со временем, с уровнем задач.
Я говорю: что касается моих задач, то я даю способы действия. Орудия или инструменты меня меньше интересуют. И эти два момента надо очень четко разделить. Поскольку, еще раз повторяю, в одном случае законное требование - простота, а в другом - сложность. И вопрос в том, как каждый из вас будет относиться к этим знаниям: как к дающим ему некоторые способы понимания, способы действования, или же орудия и средства.
Способ действия - тоже средство: средство развития самого себя. Но когда вы говорите, что средство развития самого себя должно быть простым, я отвечаю, что все зависит от того, кем вы себя мыслите. И это - ваше личностное действие. Когда же вы берете орудие и средство, вы - индивид. Вот что происходит. <...>
Мы снова и снова возвращаемся к этому вопросу: должны ли мы работать, в смысле «производить», или мы должны развиваться? Это «или» для меня очень значимо, потому что я считаю совершенно иллюзорным тезис, что можно делать и то, и другое. Должность начальника требует от вас - работы или развития? Поэтому реально вопрос заключается в следующем: что такое условия творчества, что такое условия самодостаточности человека?
Теперь посмотрим на историю человека. Для того чтобы замкнуть производство знаний в любой из этих функций - орудия, способности действовать, понимания, - человек должен все время перетягивать что-то на себя; он начинает тянуть это - и выступает в качестве многих позиционеров. Ведь другой придумал орудие, знание, средство. Есть практик, который использует орудия, над ним стоит техник, который это орудие создает.
Но и техник не конец цепи: дальше стоит ученый, который дает ему знание, учитель, который его формирует, и философ, который всегда обслуживает учителя.
Дальше кооперация усложняется. Появляется инженер в высоком смысле - это человек, который все может. Инженер Смит в «Таинственном острове». У него одно кофейное зерно - он вырастил плантацию. Он все может сделать. Он автономен, поскольку он - инженер. Еще недавно в Чехословакии человек писал: «инженер такой-то» - и это было крайне весомо. Это означало, что он автономен, ему не нужны те, кто создает средства. Он и знание, как ученый, создаст, и средства, технику - он в себе это объединяет. Что же происходит дальше? Кооперация еще больше усложняется. Теперь инженеру тоже нужны ученые, создающие знание, нужны педагоги, которые его формируют.
И мы приходим к методологу. Теперь методолог - это тот, кто автономен, собирая в себе все эти функции. Мы постоянно идем к микрокосму, и для нас актуальна проблема человеческой личности как противостоящей сложной организации. Между ними всегда идет борьба. Ибо человек все время решает одну проблему: винтик я в этой машине, организации, маленький частичный ее придаток или я сам кое-что могу?
Но вот что я говорю: вот этот человек становится микрокосмом. Может ли один человек воплотить все это в себе и стать - один - сравнимым по мощности с системой?. <...>
Человек ее для себя каждый раз решает. Тогда у него появляются две позиции относительно этих знаний. В одном случае он говорит, что они должны быть простыми и удобными в использовании. А в другом случае он говорит: я должен освоить - пусть в уплотненной, компактной форме - весь мир культуры. Это две полярные, предельные точки зрения. И, хотим мы или нет, мы все время должны выбирать между ними. Может быть, не самую крайнюю позицию, но между ними. Между одним краем и другим. <...>
Самоорганизация
Любому практику нужно совершенно другое. Ему нужна самоорганизация действий, то, что я назвал способом действий, а также более сложные единицы, состоящие из способов действий, в частности подходы. Ему, фактически, нужен системный подход. Если бы практик имел системный подход, то он мог бы, сталкиваясь с тем или иным материалом, организовать на базе системного подхода свои собственные действия по отношению к этому материалу.
Теперь я формулирую важное положение. У нас, в нашем действии, основная проблема всегда в том, как самоорганизоваться, как начать действовать, с тем чтобы прийти к поставленной цели, к нужному результату. Итак, первая проблема - это проблема организации собственных действий.
Я сделаю смелое утверждение. Ситуаций, в которых человек действует, много. Их все заранее не предскажешь и не опишешь. Поэтому организация собственных действий должна быть во многом независима от конкретных особенностей ситуации. Организация собственных действий должна быть автономной от условий ситуации, как бы оторванной от нее. Нам, следовательно, нужны, по возможности, универсальные формы организации действий, т.е. такие, которые действовали бы всюду или по меньшей мере - в широком круге ситуаций. Поэтому чем более универсальным, чем более обобщенным является подход как средство организации собственных действий, тем он эффективнее. Значит, обобщенные подходы эффективнее по охвату числа ситуаций.
Но обобщенные подходы неудобны, поскольку они не схватывают конкретику ситуации. И я делаю важный вывод: подходы или способы (способы - более мелкие единицы, из которых подходы складываются) и человеческие способности (а они, как я рассказывал, строятся во многом на базе рефлексии нашего опыта) всегда соотносительны. Для употребления определенного подхода или способа требуются определенные способности, и наоборот. Скажем, чем конкретнее способности, тем обобщеннее может быть подход.
Но принцип остается: любому человеку с любыми способностями нужно прежде всего самоорганизоваться, определить, что ему делать и как, в том числе в необычной, неопределенной, не полностью описанной ситуации. И для этого ему нужны способы и подходы.
Принципы системного подхода
Нередко способы и подходы выражаются в принципах. Принципы как раз и фиксируют действия - как действовать. В частности, если я говорю о системном подходе, то он может быть выражен в совокупности принципов - принципов системного анализа, например, или принципов системного синтеза. При системном подходе в проектировании начинать надо с целого и идти к элементам. Это означает, что сначала надо представить себе процесс, потом - функциональную структуру в целом, а потом уже блоки функциональной структуры наполнять морфологией и обеспечивать элементы. При несистемном подходе иначе: мы сначала набираем имеющиеся у нас конструктивные элементы, мы идем от частей, оптимизируем каждую из этих частей и таким образом выходим на агрегат, потому что при таком подходе даже целого фактически не будет, оно будет агрегированным.
Мне пока важен только один момент. Не рассуждения о системах нужны человеку, осуществляющему практическую работу; ему нужен подход, выражаемый, в частности, в принципах. А принципы есть не что иное, как правила организации его действий. Любому практику нужна форма организации действий, предваряющая выход на объект.
Нужен еще учет специфики объекта. Как же это осуществляется, за счет чего?
Я уже сказал, что обобщенные подходы мощны, поскольку они дают возможность организовывать действие безотносительно к объекту. Но чтобы выйти с достаточной эффективностью на объект, нужно включить и как-то учесть и особенности того материала, с которым мы имеем дело. Нам, нужно представление об объекте.
Представление об объекте, онтологии.
А чем задается представление об объекте? Мы с вами это обсуждали, я вводил здесь понятие онтологической, картины. Когда мы приступаем к работе, - смотрите, как все это поляризуется, - нам, с одной стороны, нужны подходы и способы, определяющие наши действия, а с другой - нам нужен набор картинок, призмы своего рода, через которые мы видим объекты, части мира. И мы знаем, что вот здесь будет один мир, в другом месте - другой мир, в третьем - третий и т.д.
Вот есть вероятностный подход, и мы говорим, что есть соответствующий ему вероятностный мир. Вот у нас есть системный подход, и мы говорим, что есть такой вот «системный» мир. Есть деятельностный подход, и мы говорим, что есть мир деятельности. С одной стороны есть действия, операции, которые должны быть организованы, они организуются в принципах, выражающих способы и подходы, а с другой - есть онтологические картины, или просто онтологии.
Чтобы начать действовать, мы должны, с одной стороны, иметь способы и подходы, а с другой - онтологические картины нашей области, той, с которой мы работаем.
И кстати, это то, что мы, приступая к работе, всегда хотим получить со стороны. <.. .> Если я такую картину имею, я могу работать, нет такой картины - не требуйте от меня никакой работы, мне не с чем работать, я все время проваливаюсь, мне не во что упереться в своем движении. <...>
Системный подход - это способ организации наших действий. В этом смысле объектная картина имеет приоритет. Ведь это она, объектная, онтологическая картина отвечает на вопрос, что там есть на самом деле. Как я вводил онтологическую картину, как она получается? Мы говорили: не знание нас интересует (мы ведь знание с помощью системного анализа получать будем), а вот каков объект «на самом деле». Какова эта организация «на самом деле», какова она?
Проблемы применения системного подхода
Вот с чем мы сталкиваемся. Мы вроде бы хотели применить системный подход в организации и управлении, но только теоретики организации и управления нам дают такую онтологическую картину, которая в гробу этот системный подход видала. И что вы тут ни выделывайте с вашими системными средствами, вы расшибете весь системный подход об эту онтологическую картину и ровным счетом ничего не получите. Она стоит как стена между способом вашего действия и реальным материалом. Материал организации и управления, может быть, и очень хорошо настроен по отношению к системному подходу и все ждет, пока он, этот системный подход, придет и на этом материале «поженится». Но только между реальным материалом и системным подходом стоят вот эти онтологические картины, которые придумали теоретики, и они образуют такую китайскую стену между подходом и практикой, что прорваться через нее абсолютно невозможно. <...>
В.А.Заргаров: Я не считаю, что средство - это универсальная отмычка, которая всюду применима. Когда-то казалось, что будет радио - будет счастье. Радио появилось, а счастья все еще нет. А бороться с теорией - дело глупое: чем глупее теория, тем больше потратишь времени на борьбу с ней. Бороться с системным подходом или с любым другим - функциональным, структурным, их много - ни я, никто другой, кто занимается теорией организации, никогда не собирались. Тем более, что мы все бывшие системщики. Бывшие - подчеркиваю. <...> Но я хорошо знаю ограничения системного подхода. Например, его нельзя применить к анализу организации.
В системном подходе главное, что нужно помнить - простое, как чайник, - что это одно из самых сильных, самых мощных средств. И если ты сказал «а», то все остальное ты скажешь уже в той логике, в которую ты попал. Ты только «а» скажи, а что последняя буква дальше будет «я», так это уже ясно, как божий день. И здесь приходится всегда мучительно уговаривать: не попадайте в ловушку того, что это «а». Мы начинаем думать, а можно ли будет потом применить всю эту структуру к анализу того, какой объект я сделаю. Мы потратили годы на то, чтобы описать организацию - не какую-нибудь, а строительную. И я не могу зафиксировать эту организацию в системном языке. <...> Всякий набор средств, формулируемый на уровне подхода, несет в себе онтологию, т.е. несет те объекты, к которым он применим. Заранее несет. И если этого там нет, то он нарвется на такое явление реальности, которое он не сможет описать в бытийной форме. Математика уже наделала таких ошибок.
Я еще раз это скажу, это очень важно. Итак, всякий подход, в том числе и системный, неявно - потому что явно в нем онтологии нет -уже несет в себе определенную онтологию, предполагает ее.
В.А.Заргаров: Он несет в себе все те объекты, к которым он может быть приложен, задачи, которые он может решать, решения, которые он может получить, и способы действия, которые он может предложить.
И если в результате работы теоретиков получаются такие изображения объектов, что они не соответствуют тем объектам, которые несет в себе системный подход, то эта онтологическая картина и выступает как ограничивающий барьер: нельзя, говорит она, поскольку ты несешь неадекватные представления, неадекватные тем, которые зафиксированы у меня здесь, в представлении об организации.
В.А.Заргаров: Здесь есть одна важная вещь. Значит ли это, что я системным анализом не могу пользоваться? Не значит. Но в основном и важнейшем для меня - в анализе организации - я все время натыкаюсь на одну принципиальную проблему: для того чтобы представить организацию как систему, я должен сделать простейшую вещь - я должен определить ее границы. А иначе зачем мне вся мощь аксиоматики системного анализа? Вот вопрос: можно ли участок рассматривать как организацию? Или многое из того, чего требует определение организации, там не действует, а нужна другая система, более высокого ранга? А вот СМУ- более сильная контора, так может быть, СМУ есть тот объект, к которому можно применить средства системного анализа? Но это значит - анализировать всю деятельность СМУ в аппарате системного анализа. И оказывается, что на СМУ это тоже не работает. Потом оказалось, что управления министерства тоже недостаточно. И вот оказывается, что организация не является такого рода объектом, который может быть описан в системном языке.
Все, что сказал Виктор Андреевич, надо теперь зафиксировать как позицию. Вряд ли у нас в стране есть люди, которые лучше понимают в организации, чем Виктор Андреевич. Если он, как носитель этой онтологической картины, говорит, что системный подход сюда не применяется, то говорит это с пониманием дела.
Так что же нам теперь делать? Л говорю, что даже участок можно представить как систему, а не только Организацию объединенных наций. А Виктор Андреевич профессионально говорит: нет. Какие же у нас выходы? Их только два. Либо я должен переработать эту онтологическую картину, положив в качестве основания идеи системного подхода, построить новую онтологическую картину организации так, чтобы она с самого начала соответствовала идеям системного подхода. Либо я должен проделать обратную операцию и перестроить системный подход, исходя из онтологических картин, которые предлагает Виктор Андреевич как носитель онтологии организации. Чтобы прорваться к практике, я должен превратить онтологию из разделяющего барьера в средство связи. А это означает, что я либо ее должен сделать по-прежнему отражающей материал, но соответствующей системному подходу, либо я должен перестроить системный подход, исходя из онтологической картины. В одном случае я на одно делаю ставку и перестраиваю все под это, в другом случае -на другое. <.. .>
В.А.Заргаров: Посмотрим чисто практически. Два человека занимались восемь пет и поняли, что системный анализ сюда не подходит. Сколько же надо лет, чтобы онтологическую картину организации подогнать под системный анализ? Это один вопрос. А второй: зачем?
Как зачем? Нам же нужно ухватить материал, с которым вы имеете дело на строительстве!
- То есть вы предполагаете, что системный подход, так сказать, может организовать все это.
Мне же надо применить системные средства...
- То есть вы не соглашаетесь с тезисом, что их нельзя применить?
О! Правильно! Я же здесь стою.
-А возможность такая есть?
Я говорю, какие у нас абстрактные возможности: либо подход перестраивать под онтологию, либо онтологию перестраивать.
- Пройдет 6-8 лет, вы увидите, что этого нельзя сделать, - тогда что?
Я в таких рамках не работаю. Я либо город беру, либо его не штурмую.
***
Георгий Петрович разрабатывал походный несессер инструментов и схем для оснащения руководителя. А что с этим делать армии консультантов по оргуправлению, профессорам менеджмента, теоретикам организации, производящим гигантский корпус текстов о том, как должен действовать этот самый руководитель? На лекциях эту армию представляет Виктор Заргаров. Он усомневает потенции системной декомпозиции и отстаивает достаточность теории организации для оснащения руководителя.
Понятное дело. Г.П. приобщает к мышлению и, осуществив свою работу, может быть свободен. А консультант должен посадить своего клиента «на иглу» и не отпускать как можно дольше, передавая все новые и новые «знания» и советы. Методология делает оргуправленца способным сконструировать необходимое предметное знание в каждой конкретной ситуации и стать свободным от теоретиков-предметников.
И еще «минус» в адрес методолога. Когда прозрачными становятся финансовые схемы, очень трудно воровать. А когда прозрачны схемы принятия решений руководителем, очень трудно манипулировать людьми...