[bНачалькни и его мир[/b]
У нас есть назначенный начальник управления строительством атомной электростанции. Он имеет определенный набор способностей, аккумулирующих весь его прошлый опыт. Он умеет пользоваться доской, или планшетом, рисовать схемы. У него есть совокупность знаний, задающих действительность мышления. И он сталкивается с определенным миром, который представляет собой мир человеческой мыследеятельности. Это мир одновременно и социальный, и природный. Но природный мир дан ему через мир социальный.
Предмет и объект
В этом мире - социальном, природном, комплексном, как говорил Маркс, - нет объектов. Там есть материя, которая не разрезана на части, не очерчена, не представлена как объект.
Объекты, о которых мы говорим, всегда есть порождение нашей социальной, культурно организованной деятельности. Все нам дано не в виде объектов созерцания, по выражению Маркса, а в виде предметов человеческой чувственно-практической деятельности. Это означает, что каждый объект «вырезается» из фона. Неважно, социальный это объект или природный, он вырезается за счет наших действий. Поэтому всякий объект есть, прежде всего, предмет человеческой деятельности.
Здесь нужно ввести новый момент, который я не обсуждал в прошлый раз. Этот предмет человеческой деятельности не столько «вырезается» из окружающего мира, сколько этой деятельностью порождается.
Как прекрасно показал Маркс, в этом предмете и в заключенном в нем, внутри, объекте овеществлена человеческая деятельность. Если мы берем стул, то это есть овеществление конкретного и абстрактного человеческого труда. И в этом смысле каждая вещь, прежде всего, аккумулирует прошлый человеческий труд, свертывает его в себе. А затем включается следующая деятельность - деятельность использования, или употребления, этого предмета. Это тоже крайне важно. Предметы суть лишь инобытие деятельности, то, в чем деятельность существует в своей омертвленной, остановленной форме.
Процессы деятельности
Процессы человеческой деятельности неотрывны от процессов коммуникации, т.е. есть от речи, и слова речи непрерывно отображают и сопровождают деятельность. Этот процесс, о котором я говорил сейчас, это не один гомогенный, однородный процесс, это много разных процессов, идущих параллельно. Это не только практическое действие по преобразованию материала, а это обязательно и мысль, зафиксированная в словах. Поэтому предмет не просто имеет форму природного материала, ограниченного - полированного, лакированного и т.д., - а это обязательно структура такого типа: есть природный материал, на который мы накладываем форму, а кроме того, к каждому действию, каждому объекту окружающего нас мира привязано слово, его обозначающее, и это слово замещает данный объект.
Двойная форма предмета
Следовательно, предмет существует в двойной форме: в форме вещи и в форме слова. Предмет есть всегда исторически, культурно детерминированная связка между словом и вещью, вещью и словом. Почему я это повторяю дважды? Потому что есть две связи: связь замещения - от объекта к слову, и связь отнесения - от слова к объекту.
Отношения замещения и отнесения не формализуемы, это всегда делается «по интуиции». А работа в одном языке, в одной плоскости всегда формализуется, подчиняется определенным правилам...т.е. здесь обязательно есть прямой переход и обратный переход. И само мышление обязательно развертывается как многоплоскостное движение: сначала движение в объекте, потом движение в замещающих словах, потом в словах, замещающих слова, и т.д. И всегда параллельно.
Процесс мыследействия
Что же происходит с процессами мыследеятельности? Они всегда идут в двух параллельных плоскостях. В одной плоскости мы как бы изменяем материал самих вещей, а в другой плоскости, параллельно, мы работаем со словами или со знаками. И между тем и другим все время идет увязывание работы с вещами и работы со словами. Между словами и вещами существует пространство смыслов - развертываются смыслы, которые мы раскрываем за счет процессов понимания.
Процесс мыследействия представляет собой несколько параллельных процессов. . Можно сказать иначе: процесс мыследействия развертывается как несколько связанных между собой многоплоскостных процессов. Это всегда своего рода «этажерка». Причем задачи отличаются по своей сложности, по количеству языков, которые задействованы. И люди, с одной стороны, все время стремятся минимизировать число «надстроечных» плоскостей, с другой же стороны, число их постоянно растет, потому что возможности решения задач задаются новыми языками, включаемыми в этот процесс.
Решение задач
Вот мы работаем, натыкаемся на непреодолимый барьер - мы перескакиваем на уровень замещающих слов, потом на следующий, пока не найдем решения, а потом двигаемся обратно к объекту. Я дальше покажу это на простом примере, но предварительно скажу, что смысл решения задач состоит в том, чтобы найти такой язык, в котором решение очевидно. Как только мы находим такой язык, мы находим решение...Нам нужно иметь такой язык, в котором решение тривиально. А найдя такой язык, мы потом переводим его в другой язык, в другую языковую форму, в которой нам нужно получить ответ. А достигается это за счет того, что в мышлении есть много параллельных процессов, из которых одни разворачиваются в вещах, другие в замещающих их знаках. Поэтому поиск решения задачи всегда есть как бы возгонка по языкам, пока мы не дойдем до языка, где решение очевидно, а потом начинается движение назад.
Две мысли
Я все время стремлюсь провести две мысли. Одну я уже высказал, а именно: каждая позиция, каждое место, каждое положение требует своих особых представлений об объекте. И этот объект задается предметно, через схему, которая вырезает из мира как целого объект с определенными границами. Это понятно? Я не спрашиваю, соглашаетесь ли вы с этим или нет. Я спрашиваю, сумел ли я это достаточно ясно выразить.
И вторая мысль, которая здесь важна. Как мы сейчас работаем? Мы работаем на соединении трех позиций. Одна позиция - внутренняя, когда я рассматриваю себя как определенное место в структуре, например место начальника управления строительством. Вторая позиция - внешняя, когда я противопоставляю себя всему строительству, говоря, что это мой объект, все это в целом. И третья позиция - рефлексивная. Мы все время работаем в этих трех позициях. Эти три позиции - очень значимая вещь. Вся наша дальнейшая работа будет идти по этой схеме.
Натуралистический подход к мыследяетельности и мышлению
Вот есть объекты природы, они вне нас лежат. Мы - против них, они - против нас. Мир объектов образует ситуации, и мы эти объекты видим как данные.
Деятельностный подход к мыследяетельности и мышлению
Как работает представитель деятельностного подхода? Никаких объектов. Он говорит: есть я, я действую, и в этом действии я накапливаю опыт. Объектов здесь нет. Я реализую определенные привычные типы действий, иногда удачно, а иногда с «проколами». Когда у меня происходит прокол, я выхожу в рефлексивную позицию, оцениваю ситуацию, ищу причины, источники прокола. Тогда впервые очерчивается ситуация, но пока все еще нет объектов. Потом я перехожу в особую позицию, собственно мыслительную. И тогда я как бы завершаю этот цикл, оформляю результаты моей рефлексии, анализа ситуации, в том числе в виде очерчивания границ определенного объекта, на который мне теперь надо действовать, который мне теперь надо менять.
Таким образом, для деятельностника существует не мир объектов, который ему противостоит, а мир деятельности, в который он сам включен, - это первая позиция.
Вторая - рефлексивная, когда он должен осознать, осмыслить свою деятельность и окружающие его структуры, в которые он включен.
И только на третьем шаге он выходит к противопоставлению себя этому миру и тогда оформляет то, с чем он раньше действовал и что он осмыслил в рефлексии как противостоящий ему объект.
Человек в свете деятельностного подхода
Если мы все рассматриваем с деятельностной точки зрения, то мир общественной деятельности человеку предзадан, это то, куда он попадает после рождения, получив воспитание. И он в этот мир включен как элемент. Вспомните: тот, кто не имеет места в обществе, тот не человек.
Человек - это единство места и биологического наполнения. Человек есть совокупность общественных отношений, в которые он включен. Это системный подход к человеку.
Итак, в чем состоит деятельностный подход? Человек рассматривается не как Робинзон, противопоставленный миру природы (так думали начиная с конца XVI века до середины XIX - начала XX веков), а как включенный в мир деятельности, в деятельностные структуры; он там имеет место и выступает как наполнение его.
Сущность человека есть совокупность тех общественных отношений, в которые он вступает в процессе своей жизни. И сознание его, и все его качества суть не что иное, как следствие его функционального включения в систему мыследеятельности.
Личность в свете деятельностного подхода
Итак, человек попадает в этот мир, функционирует в нем, и только потом начинает осознавать себя и выделяет себя как личность. Личность, индивидуальность - это есть то, что всегда дается борьбой, это не дано изначально. Отнюдь не всякий человек «имеет» личность. Более того, существовали исторические эпохи, когда люди вообще не имели личности. Раб не имеет личности. Личность надо заработать, получить за счет реализации личностного отношения к делу, в частности за счет осознания себя как личности.
После сложной борьбы, исторически опосредованной, человек может претендовать на то, чтобы быть личностью и индивидуальностью. Он это делает, во-первых, за счет осознания себя и своей роли, во-вторых, за счет выхода во внешнюю позицию и противопоставления себя как личности всему остальному миру.
И это отношение есть отношение субъекта и объекта. Он теперь считает себя субъектом, ему противостоят объекты природы, и это отношение дает ему возможность противопоставлять себя природе и познавать ее.
Активная жизненная позиция
Сейчас - время больших деятельностных организаций, которые используют человека как ресурс. И поэтому борьба за права человека в оппозиции к организации переходит в новую фазу - это одна из основных линий XX века и, наверное, XXI и XXII веков. Вопрос стоит так: может ли отдельный человек сотворить из себя такую силу и мощь, чтобы противостоять давлению организации и обеспечить нормальное развитие человеческого общества? Найдет ли он в себе силы по-прежнему быть личностью в условиях этих мощнейших структур? Это проблема техник, которые должен приобрести человек, дабы иметь защиту от организаций, чтобы сохранять разум, ответственность, чувство, что он хозяин,...
Борьба за активную жизненную позицию есть борьба за сохранение личности, которая набралась окаянства и считает себя по мощности сопоставимой с любыми организациями.
Цели и организация
У организаций целей нет. Цели есть только у людей. Поэтому организации слепы. Организации оформляют цели определенных групп людей.
Позиция начальника
Если человек принимает позицию организатора административных структур, ему нужны одни представления и одна техника...
Если начальник управления находится в позиции организатора, ему понадобятся соответствующие схемы, и он должен сам их организовать и выделить объект, пройдя весь этот путь: выйдя из ситуации, проанализировав функции места, а потом определившись в своем отношении к организации как к объекту.
И вот для перестройки административного аппарата нужна одна техника работы, а если вы вошли в это место и решили функционировать в нем, выполнять обязанности начальника как руководителя, то вам нужно совсем другое представление и другая техника работы. Если же вы решили развивать ваше строительство, выступить в роли управляющего, вам нужна смена целей, четкая фиксация новых целей и самосознание: «я буду развивать». И для этого также нужны другие схемы, другие техники.
Такими техниками являются, в частности, техники системного и системодеятельностного анализа.
Элементы системного анализа
Краткая история представлений о системе
Условно начинают обычно с первой яркой работы - «Трактат о системах» Кондильяка(", что знания суть не вещи, а системы."). ... Это Лейбниц, работы которого, несмотря на то, что сам он был знаменитейшим человеком, в основной своей массе остались неизвестными, и Кондильяк, который не только был крупнейшим философом, но и заложил основания семиотики, или теории знаков, и, фактически, основания химии, построив для нее язык. На него ссылается Лавуазье, создатель первого учебника химии. Лавуазье начинает так: «Работы аббата Кондильяка показали, что все дело - в хорошо построенном языке. Язык должен быть таким, чтобы он просто и отчетливо отображал отношения вещей. Когда у нас есть такой язык, то мы можем знать, что происходит в мире. Поэтому мы решили каждую часть вещества обозначить своим особым именем, дать ей соответствующий знак».
Лавуазье, Бертолле и Фуркруа ввели формулы состава, хорошо нам известные из стандартных учебников химии.
Вообще первоначально, когда говорили о системах, то никогда не говорили о вещах или объектах, а говорили только о знаниях.
Позже, скажем, когда Бернулли рассматривал определенное количество газа под поршнем как множество частичек, он никогда не рассматривал такую совокупность как систему, потому что не было понятия связи. Множество не есть система. И механика того времени была механикой точки - кинематикой точки, динамикой точки. Правда, позднее, где-то на рубеже XVIII-XIX веков, в механике перешли к обсуждению систем точек, заимствовав это понятие у Кондильяка. Начали представление о системах знаний переносить на объекты.
Здесь работает представление о предмете и объекте. Мы имели знаковую форму - и Кондильяк первым обратил внимание на системность знаковой формы, - а теперь начали обсуждать вопрос, каким же является объект, и начали проецировать на объект те расчленения, которые были получены на знаниях и их знаковых формах. Происходил перенос из мира языка в мир объекта.
Первоначально тут складывались два понятия: множественность частей и наличие связей между ними. А третьим, очень существенным моментом была ограниченность этого множества, т.е. принадлежность частей к целому.
Следующий очень важный шаг - появление представления о структуре. Это уже 40-е годы XIX века.
Так вот, когда Дюма зафиксировал эти странные факты, что вещества, составленные из одних и тех же частей-элементов (я говорю сейчас через дефис, потом вы поймете почему), имеют разные свойства, то тем самым набор категорий был подвергнут сомнению. Он перестал работать для этих случаев, и нужна была новая категория. И такой категорией стала категория структуры, становление которой зафиксировали почти одновременно два химика: Бутлеров и Кекуле. Структура - это целостность связей, конфигурация связей.
Связи и структура стали основным фактором, конституирующим свойства. Из связей и структуры связей стали выводить свойства целого. Целое стало определяться своей внутренней структурой - не только и даже не столько тем, что связывается, сколько самой структурой.
В 1949 г. австрийский - в то время уже канадский - биолог Людвиг фон Берталанфи выдвигает принципиально новую идею. Он говорит, что все объекты представляют собой не что иное, как системы.
А почти одновременно выходит знаменитая книга Винера «Кибернетика». И тогда возникло явление, которого не ожидали ни Винер, ни другие: эта его книга породила новое движение - кибернетическое движение.
Кибернетикам было неважно, кто человек по профессии - физик, математик, биолог или инженер. Важно, чтобы он глядел на мир особым образом: видел в нем системы управления. Это еще пока не системное движение в чистом виде, это кибернетическое движение. Оно все в мире представляет как системы управления.
Берталанфи, наблюдавший все это и вместе со всеми подивившийся неожиданному успеху Винера, решает повторить этот путь, и в 1954-1955 годах создает общество «General Systems» (и соответствующий ежегодник). В разных странах и городах мира начинают открываться филиалы. Появляется системное движение.
Чуть раньше, в 1952 г., в Москве, на философском факультете, группа людей, занимавшихся анализом «Капитала» Маркса как образца сложнейшей системы, выдвинула более широкий круг идей системного подхода и точно так же пыталась организовать системное движение со всеми этими идеями, с понятиями системно-структурной методологии и т.д. Они опирались на «Капитал» Маркса, реализуя слова Ленина, что Маркс не оставил нам Логики с большой буквы, но зато он оставил нам логику «Капитала» и надо ее вскрыть.
Когда они выступили с такой программой, их больно наказали и таким образом приостановили на 10-12 лет развитие системных идей в нашей стране.
А к началу 60-х годов широкий круг читающих по-английски стал вспоминать, что когда-то, семь-восемь лет назад, и в нашей стране тоже было нечто такое, что, может быть, не только не хуже, но даже и лучше. Этот аргумент был достаточно серьезным, и вот в 1962 г. был организован семинар «Структуры и системы», в котором началось развитие концепций системного анализа, системных подходов.
В 1965 г. была сделана попытка провести первое всесоюзное совещание - правда, и тут нашелся в последний момент начальник, который тираж тезисов арестовал и конференцию закрыл.
В 1967 г. была создана первая Лаборатория системного анализа, и с 1969 г. она начала выпускать ежегодник «Системные исследования», проводить всесоюзные и международные конференции, вышла на «General Systems», американцы начали тщательно следить за нашими работами и переводить их.
Затем это движение перешло на более высокий уровень: был создан Всесоюзный научно-исследовательский институт системных исследований (директор Д.М.Гвишиани).
Категория
Итак, категория - это такое понятие (категориальное понятие), которое фиксирует в нашей мыследеятельности связи и соответствия между операциями, которые мы осуществляем, объектом, к которому эти операции применяются, языком, в котором все это выражается, и нашими понятиями.
Категория системы
Есть некий объект действия - объект, к которому мы можем применять определенные операции. Мы берем две группы операций. Первая группа - операции измерения, посредством которых мы выделяем какие-то свойства (а), (Ь), (с)... и фиксируем их в знании, это - свойства данного объекта. Вторая группа операций - разложение, расчленение на части. Предположим, я произвожу разложение объекта на четыре части.... Но за счет того, что мы получили их путем расчленения, разламывают первого, мы можем ввести категорию целого и частей. Мы говорим, что эти объекты - части, а вот это - целое.
У частей есть свойства - (альфа), (бета), (гамма), (дельта) и т.д.
И все свойства делятся на свойства, общие для целого и частей, и свойства, различающиеся у целого и у его частей. Общие свойства, в свою очередь, делятся на аддитивные и неаддитивные.
Поэтому если мы разложили объект на части, то в принципе неясно, сохранятся ли у частей какие-либо из свойств целого или не сохранятся. И если сохранятся, то будет ли сумма свойств частей соответствовать какому-то из свойств целого. Если сумма будет соответствовать, мы будем говорить, что это - аддитивные свойства.
Итак, часть, или части, - это то, что получается в результате разрезания..
Что я должен сделать, чтобы попытаться вернуться к целому? Я должен взять свои четыре части и связать их между собой, наложить на них связи, которые бы их держали.
Сначала была процедура разложения, а теперь - процедура связывания. Но вот что интересно: я процедуру связывания не представляю как обратную процедуре разложения. Ибо я еще не вернулся к целому.
И результат такой процедуры разложения и связывания стали соотносить с исходным целым. Начали спрашивать, как полученное относится к исходному целому. И тогда осуществили, по сути дела, операцию вложения: вложили полученное в исходное, как бы внутрь него.
Но далее: свойства (альфа), (бета), (гамма), (дельта) принадлежат частям - пока я говорю «частям», хотя это не очень точно, и сейчас я поправлюсь. А целое - это исходное целое со свойствами (а), (b), (с)... Мы получили свойства частей и свойства целого, и их надо было как-то различить...
Значит, наш объект, пройдя этот цикл, получил двойной набор характеристик - микроскопических и макроскопических: внешних характеристик (а), (Ь)... и внутренних характеристик (альфа), (бета), (гамма), (дельта).
Пока я режу, я имею дело с частями. А когда я части связал между собой, то части превращаются в элементы. Понятие элемента неразрывно связано с понятием связи. Элементы получаются как части, но после того как мы их связали в целое, они стали тем, что связано. Элементы - это то, что связано, что входит в структуру и структурой организовано.
Элемент имеет свойства двух типов - атрибутивные свойства и свойства-функции. Свойства-функции - это те, которые появляются у части, когда мы ее включаем в структуру, и исчезают, если мы ее из структуры вынем. Атрибутивные же свойства - это те, которые остаются у элемента вне зависимости от того, находится он в этой системе или нет.
Следующий важный шаг. Мы теперь элемент должны расслоить. При этом мы вводим понятия «место» и «наполнение». Элемент представляет собой единство места и наполнения, единство функционального места, или места в структуре, и наполнения этого места.
Место - это то, что обладает свойствами-функциями. Если убрать наполнение, вынуть его из структуры, место в структуре остается, при консервативности и жесткости структуры, и удерживается оно связями. Место несет совокупность свойств-функций.
А наполнение - это то, что обладает атрибутивными свойствами. Атрибутивные свойства - это те, которые (теперь мы можем сказать так) остаются у наполнения места, если его, это наполнение, вынуть из данной структуры.
Возникает интересный вопрос: как соотносятся атрибутивные свойства и свойства-функции, т.е. свойства места и свойства наполнения? Они давят друг на друга, они все время стремятся к взаимообеспечению. Свойства наполнения должны соответствовать свойствам-функциям.
Мы ее (систему) теперь представляем дважды.
Первый уровень - место со связями. Второй - внутреннее строение, внутренняя структура, состоящая из атрибутивных свойств и функциональных свойств. Кстати, атрибутивные свойства можно измерять, а вот можно ли измерить функциональное свойство? Оказывается, что функциональные свойства мы сегодня измерять не умеем, и мерой их является структура. Это очень важный тезис.
Структура есть мера функциональных свойств. И она всегда единична.
. Если мы хотим анализировать элементы, то мы должны анализировать свойства-функции, потому что если нет свойств-функций, то нет элементов.
Свойства-функции - это способ зафиксировать и сохранить у элемента оторванные связи как принадлежащие элементу.
Итак, когда мы имеем систему, мы получаем связи, включающие ее в более широкое целое. Теперь мы должны вырвать все это. И мы вырываем набор связей в виде свойств-функций. А кроме того, у нас есть совокупность элементов, связи между ними, или структура. И мы этому целому приписываем некоторые атрибутивные свойства.
Первое понятие системы
Напомню вам общее определение. Сложный объект представлен как система, если мы:
• во-первых, выделили его из окружения, либо совсем оборвав его связи, либо же сохранив их в форме свойств-функций;
• во-вторых, разделили на части (механически или соответственно его внутренней структуре) и получили таким образом совокупность частей;
• в-третьих, связали части воедино, превратив их в элементы;
• в-четвертых, организовали связи в единую структуру;
• в-пятых, вложили эту структуру на прежнее место, очертив таким образом систему как целое. <...>
Что не годится в этом первом понятии системы? Дело в том, что здесь совершенно отсутствуют процессы, а есть только связи.
Второе понятие системы
И вот, когда это зафиксировали, родилось второе понятие системы. Оно берет первое понятие целиком, но относит его к структурному плану. С точки зрения второго понятия представить нечто как простую систему - значит описать это в четырех планах, а именно: (1) процесса, (2) функциональной структуры, (3) организованностей материала и (4) просто материала. И эти четыре описания должны быть отнесены к одному объекту и еще связаны между собой.
А что значит представить объект как полисистему или сложную систему? Это значит много раз описать его таким образом и установить связки между этими четырехплано-выми представлениями. Моносистема не работает, это слишком сильная абстракция. А тайна в том, как «завязываются» друг на друга системы. Смысл дела - в наложении.
Второе понятие системы включает в себя первое, но только теперь структурное представление начинает раскладываться в планы: процессуальный, функциональной структуры и морфологический.